Ненависть

и бессилие закипают в одном котле, и в туманных испарениях проступают слова...

www.litsovet.ru/index.php/material.read?materia...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Солнце на лето...

зима на мороз.
Холодает.
Собаки жмутся к жилью,
коты забиваются в щели.
Холод хлещет город пронзительными плетями ветра.
А управляющая компания любезно довела температуру батарей до 36 градусов.
Низкий ей поклон

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

о вечном

был сегодня уязвлён реальностью.
Выйдя из книжного в особо благодушном настроении, иду по улице, вдыхая свежий выхлоп.
настроение непонятное - с одной стороны урвал дешёвую книгу и весело, с другой - в ушах "чёрные бушлаты" и грустно.
и тут, на фразе про рассвет меня окатывает волна перегара:
- Молодой человек!
это я, что ли молодой? гм....
ну ладно.
- Молодой человек! где тут на розлив!?
явшокенах ...
- не знаю.
блин, у меня "русская идея" в сумке, а она (да, это была прекрасная, хотя и потрёпанная нимфа) про розлив!
отхожу на пяток шагов, оборачиваюсь и вижу, как мечется она в толпе, взывая к людям.
о, где же ты, былая добродетель девяностых? время, когда не нужно было искать на разлив, а можно было купить в каждом киоске...
и я подумал: да как же так!?
да разве так можно?
да человек ли ты, читатель?
ведь вот! вот он, человек, взывает к тебе в лихую минуту! а ты?
пришёл ты ему на помощь?
подставил ты ему своё дружеское плечо.
нет.
ты был равнодушен и как знать - не твоя ли холодность остановит ещё одно горячее сердце этою студёной зимой?
и я вспомнил!
и возрадовался! И БРОСИЛСЯ СЛЕДОМ: помочь, поддержать, задержать на краю!
сквозь лёгкую метель, сквозь людское месиво, по коварному льду, едва не попав под две машины я бросился и таки догнал её с криком:
- ДЕВУШКА!!!стой! я вспомнил! тут рядом! вот туда, туда, туда ,а потом туда и увидишь!!!
да и мог ли я не вспомнить?
не я ли сам захаживал туда после трудового дня, полного лекций?
не я ли водил туда женщин и друзей, на проверку чувств?
не я ли, не щадя живота своего бросался на борьбу с алкоголем?! пусть и не удалось мне весь этот алкоголь истребить, но всё же!!!
о, какой это был бастион трезвости!
известно ли вам, сколько пива не попало в город, благодаря завсегдатаям той забегаловки?
а если бы не они? так город утонул бы.
в пиве....
да....
были времена.
не раз и не два, мы, утомлённые в боях с пивом, выходили обоссать ближайший банк подышать свежим воздухом.
не раз и не два, глядя в чистые, как лужа глаза продавщицы я повторял "два белого , пожалуйста".
да, "пожалуйста". именно так!
МОЖЕТЕ ВИДЕТЬ - бастион культуры!
а какой карнавал красок!
феерия лиц!
да.... были времена.
- там диски продаются? - отвлекла меня от размышлений прекрасная, волоокая дева.
- да. - коьше вместо ротко отрубил я. времена измельчали. раньше вместо дисков во дворике валялись алкаши.
- ну так это, можт по маленькой? - кокетливо подмигнуло это чудовище.
NO! - отвечал я гордо. - OFFISO PLANKTONO! OBLIKO MORALE!
И пошёл к жене и детям.

---

Однажды на Масличной горе

Это странная история, но, несмотря на её необычность, правды в ней не меньше чем в любой другой. Её рукопись передал мне старый рыжий еврей дядюшка Сруль, предварив сочным вступительным словом, а что он упустил, то нашептали ангелы во время тревожного сна. Я привожу здесь их рассказ почти без изменений, опуская ругательства и отсылки к Торе и Библии которые всё равно не понятны русскому читателю, да по сути и не имеют для него никакого значения.
- Всё началось уже давно. В безумные девяностые, кажется, когда фильмы на телевидении прерывались рекламой настолько часто, что невозможно было понять о чём они, а после титров в голове оставалось только «Кэмэл! Почувствуй себя мужиком!», или что-то другое в этом же роде. Хотя, что я буроблю, конечно, всё началось с Колумба. Проклятый португалец! Черти в аду наверняка и сейчас гоняют его огненными вилами за почин в истреблении несчастных индейцев. Но даже когда он искупит этот грех своими боками, они не прекратят его мутузить. Потому что не только индейцы стали жертвами неугомонного морехода. Ведь из первой экспедиции он привёз на родину табак! И это стало началом конца!
Какого конца, спрашиваешь?
А вот такого!
Если считать с середины двадцатого века, от болезней вызванных курением погибло около шестидесяти миллионов человек: больше чем в любую из войн. Говорят, что если люди не станут меньше курить, то лет через двадцать что-то около пятисот мильёнов курильщиков отправится на тот свет. Только не вверх, а вниз! Почему? Сейчас я обо всём расскажу по порядку.
Так вот, если забыть о Колумбе (будь он неладен!), началось всё это в безумные девяностые. Ты, конечно, плохо помнишь: мал ещё был, а вот я отлично запомнил всё: и рекламу «Лаки-страйк», и «Марлборо», и «Кэмэл». Помню, ещё рекламировали по телеку «Чёрную смерть». Хотя это водка и речь сейчас не о ней, всё же это события из одной корзинки, если можно так сказать. Или из ящика.
Из ящика Пандоры!
Ну, так вот, в девяностые деться некуда было от рекламы: мало того, что по телевизору и радио галдели про эту гадость, так ещё и на улицах плакаты висели, щиты рекламные, растяжки… Плюнуть нельзя было, чтоб в рекламу не попасть…
Это всё государство, что греха таить. Оно сначала приучило людей курить смолоду, а потом взялось за охрану здоровья. Ну, может, не прямо приучило, но попустительствовало, а это почти одно и то же.
Как приучило, спрашиваешь? А так. Рекламой…
Говорю же, ты молодой, не помнишь, а я хорошо помню, какая это была реклама. На каждой картинке мужик. Да не просто мужик – ковбой! Это теперь мы знаем, что ковбой, по-русски будет просто – пастух. А тогда нам казалось, что это синоним слов «настоящий мужчина», «герой», ну, «крутой», одним словом. Да, чего лукавить, я уж давно не в пацанах ходил, а и то, бывало, как услышу «ковбой», так словно жарким ветром прерий повеет в лицо. И словно наяву увидишь сухие травы до самого горизонта, вольных странников на гордых конях и услышишь сухие щелчки револьверных выстрелов… Красота! Вы не подумайте, я против ковбоев и пастухов ничего не имею. И пастухи настоящими мужчинами бывают. Вон, хоть Митрич из моей родной деревни.
Впрочем, не о нём речь.
Так вот, мужики там были загляденье просто. Вы только не подумайте чего, а то у нас после курения на втором месте (а если быть точным, то это курение на втором, а это - на третьем) другая беда: гомосексуализм. Это если по-умному. А если по-нашему, так просто – голубизна. Но сейчас не о ней разговор. Голубые, они тоже люди, хоть и странные, а вот курильщики…
Ну, люди-то, конечно, люди, да, только плохие – фашисты, будем прямо говорить. Только не как Гитлер, а на свой лад.
Так я всё про рекламу. Смотрит, значит, какой-нибудь паренёк-первоклашка по телевизору хорошее кино «Неуловимые мстители», или «Гостья из будущего», к примеру. Смотрит он, значит, и тут, на самом интересном месте фильм обрывается – время рекламы... А интересно же узнать, что дальше будет: там, в кино, Даньку рассекретили, или, злодеи миелофон того и гляди уволокут! Вот и сидит наш пацан перед экраном с открытым ртом, и ждёт не дождётся продолжения истории. А на экране в это время творятся чудеса! Мчится по реке каноэ, а в нём мужик с американским лицом. И вдруг он видит - впереди водопад! Кажется, смерть неминуема! Не тут-то было! Верёвка, словно по волшебству соткавшаяся из воздуха, спасает героя: тот прыгает из уже падающего в водопад каноэ, ползёт по верёвке над бездною, увлекаемый вниз могучим течением и всё же побеждает в борьбе со стихией! И вот, выбравшись на берег и разведя костёр, он закуривает «мальборо»… Оператор крупным планом снимает мужественное лицо, камера отъезжает, показывая развитые мышцы, скаутскую форму – красавец, да и только, куда до него невзрачным подросткам из «неуловимых», или родному папке, тощему, сутулому, постоянно одетому в один и тот же замызганный свитер…
Да и не слишком часто видит папку, если честно: тот, бедный, с утра до ночи на заводе вкалывает, чтобы семью свою прокормить. А по выходным пьёт в тёмную от безысходности и усталости.
Вот и получается, что в голове у этого пацанёнка, возникает образ сильного человека. Образ яркий, красивый, светлый! И обязательно с сигаретой в зубах…
Это мы с тобою спросим: а не глуповат ли наш рекламный красавец? То, что реку, по которой плывёт, не знает – это ещё полбеды, а вот то, что шум могучего водопада, слышный самое малое за версту, его не насторожил – уже вселяет сомнения в умственных способностях ковбоя. Но ребёнку понять это трудно, да и все мы в его годы ценили не ум, а грубую силу и непреклонную мужественность.
Чего лыбишься?
Говоришь, одной рекламой человеку мозги набекрень не поставишь? Правильно говоришь! Да только этих реклам было - «миллион»! Здесь сигареты, там пиво, там девки голые, прости меня, Господи, многогрешного (Сруль, думая, что я не вижу, складывает пальцы левой руки крестиком). И дополнялся образ красавца с цыбаркою в зубах ещё и банкой пива, потом дорогой машиной, дорогой девкой и прочая, и прочая… Вот и получалось, что у человека с малых лет мозги наизнанку выворачивались: он о душе и не слышал ничего, только про деньги. А если таких человеков по всей стране сосчитать?! Что? Не смешно уже?! То-то…
Целое поколение пропало!
Ты посмотри на них – читать не любят и не могут физически! Разговаривать не умеют, только матерятся и ржут, прости Господи, как лошади! Работать не хотят, только в офисах сидят, ну, и само собой курят, пьют и любятся направо и налево!
Оно, конечно, сколько пить и с кем любиться вроде как личное дело каждого (хотя, по мне – так только до определённого момента), да и речь у нас сейчас не о том, а вот когда человек курит, так это всех окружающих касается.
Говоришь, это брюзжание старого еврея? Ну, так ты погоди, послушай повнимательнее и, может, кое что тебя в моём рассказе заинтересует. А про возраст и про национальность потом подумаешь.
Так вот…
Ну, что ещё?!
Чем мне мешают курильщики? Да ничем почти.
Только вот, дружочек, ты же видишь, я человек пожилой, тучный, да и вообще не слишком здоровый.
Что?
Говоришь, курение меня до этого довело?
Нет, парень, я никогда не курил.
Почему? А не сложилось как-то.
Подробнее, говоришь? Изволь: во втором классе пробовали с пацанами курить в туалете, я с непривычки закашлялся и пропустил математику, русский и чтение, получил за это три неуда и возненавидел курение всей душой!
Что? Да, шучу, конечно.
Курить пробовал, да. Тут история такая: мой родной дядька по отцу как-то задумал научить меня курить, но ошибку совершил фатальную. Точнее, две ошибки. Первая – он взял, если можно так выразиться, в качестве учебного пособия свою «Приму», а вторая – стал учить по-настоящему. По его совету я затянулся полной грудью. Кашлял потом полчаса, выпил банку компота, но не смог забить мерзкий вкус во рту. В общем, первого впечатления хватило навсегда. Тошнило меня опять же до вечера.
Что? Говоришь, изнеженным я был ребёнком? Не спорю. Я и вырос изнеженным. Тяжестей больших не носил. Запах сигарет и тот вынести не мог. Поэтому стало мне в конце девяностых жить не слишком легко.
Почему?
Да потому, что выросли «дети ящика». Только с ними пришла разнузданность в смысле курения: люди стали позволять себе курить где угодно, даже в толпе. Представь – стоят десять человек, один курит, а все остальные не курят, но дышат его дымом. И ни слова ему поперёк не скажут.
Кто такие «дети ящика», ты спрашиваешь? Это те, кого воспитывал телевизор, вместо родителей. Телевизор, улица, нездоровая среда…
И выросли они гордыми. Хотя, нет. Гордость – предполагает сочетание некоторых качеств и определённого благородства. Как же правильней сказать?
Нашёл! Чванливыми они выросли, парень. А ещё заносчивыми, самолюбивыми, самоуверенными, наглыми…
Вот наглость и самоуверенность они особенно выпячивают. Как бы получше объяснить… Понимаешь, мы вот, к примеру, в свои бесшабашные юные годы попили всего немало: и мадеры, и портвейна. Как вспомню, что это было за пойло – аж сейчас выворачивает. Но, вот, в те же девяностые, когда мне уже стукнуло тридцать, а в стране царил разгул демократии (беззакония, если по-простому), как-то мы гуляли по городу со старым приятелем. Денег мало было, а выпить хотелось – давно не виделись, ну как тут не отметить встречу?! И знаешь, мы выпили. Но как?! Со своею бутылкой «Анапы» мы облазили весь центр в поисках укромного уголка, где нас никто не увидел бы.
Смеёшься? О том и речь, что тебе сейчас это смешно. Что тебе понятно? Наш испуг? Кому в милицию охота, говоришь? Да не о том речь, парень! Менты за пьянку на улице стали забирать уже после двухтысячного, а в то время – пей не хочу. Ты не смейся, ты меня дальше слушай.
Так вот, сидим мы с приятелем на брёвнышке в кустах, вспоминаем былое и тут кусты раздвигаются! Как думаешь, что мы сделали в первую очередь? Мы дружно, не сговариваясь, стаканы рукавами закрыли. Такой жест целомудрия. Ну, чего опять ржёшь?! А как я ещё должен это называть? Мы чем занимались в этих кустах? Пьянством! А пьянство – это дело интимное, запомни! Интим же всегда от окружающих скрывают. Это вы, молодёжь ничего не стесняетесь: ни курить прилюдно, ни пить! Этак скоро доживём, что любиться на улицах станете, попомни мои слова!
Что говоришь?
Что в этом плохого? В любви ничего, в ней только хорошее! А вот когда её на люди выносят – плохо. Это, брат, какой-то душевный эксгибиционизм!
Ну, да ладно, не о том речь!
Так вот, мы стаканы руками закрыли, а из кустов высовывается шкет, лет тринадцати и робко так спрашивает: «извините, у вас тут занято?». Мы и отвечаем: «ничего, кусты общие, располагайтесь». Расположились они, значит, на соседнем брёвнышке, человек пять, пьют, галдят конечно, но нам особенно не мешают: они о своём, мы о своём. Так сидели мирно часа два, расслабились совсем, подвоха никто и не ждал. Это мы потом уже разведали, что рядом с теми кустами дорожка от ближайшего дома к мусорке проложена. В общем, появилась прямо из зарослей старушка с мусорным ведром (надо же: не поленилась посмотреть кто это в кустах шумит) и как заругается на нас! Мелкие, те мигом испарились, как ветром сдуло, а мы с другом возрастные оба – реакция не та. В общем, представляешь, стоим, два здоровых, пьяных лба, потупившись, как дети, а старушка, божий одуванчик, нам мораль читает: здесь, понимаешь, и дети играют, и пожилые люди ходят, и как нам, оглоедам, не стыдно!? Что самое интересное - было действительно стыдно.
Это я тебе в качестве примера, так сказать. А пример иллюстрирует правило: хоть времена дурные были, но совесть и гражданское сознание у людей тогда ещё не редуцировались: свои пороки на людях старались не проявлять. Потому что окружающих надо щадить.
А вот тебе другой пример: в двухтысячном мой племяш устроился на «скорую помощь» медбратом работать. Приходим к ним девятого мая вечером в гости, сели за стол, отмечаем. Вижу, он сидит мрачный, в стакан смотрит, в общем веселье не участвует. Говорю ему: «ты чего смурной, племянник?». Думал, он, как обычно отмахнётся, мол, камень в мозгу сдвинулся - чешется, а он мне ответил, да так, что мне и кусок в горло не полез, и стопка не полилась. И вот что он сказал: «ты понимаешь, дядька Сруль, я сегодня в дневную смену выходил, и выпало нам днём дежурить на Проспекте Революции, на случай если кому-нибудь плохо станет. И вот, стоим мы у обочины, а мимо проходит праздничная колонна. Смотрю на ветеранов: старые они все, несчастные, идут, друг друга поддерживают под руки. А мимо них идёт молодёжь. Присмотрелся, и тошно мне стало: все с пивом в руках, многие уже пьяные! Ты представляешь, вздрюки, лет по десять – пьяные?! На ветеранов и не смотрит никто! Дела до них никому нету! Ты помнишь, мы даже студентами, не говоря о школе, ходили их поздравлять, цветы дарили обязательно, а сейчас что?! Где это всё?! Как же можно так обращаться с памятью?! Кто мы без памяти-то?! Животные…». И заплакал мой племяш. Хотя он на слезу вообще-то крепок, но видно, проняло его, раз так – прилюдно и за столом.
А я задумался. И вышел салют посмотреть. Салют-то был, что надо: всё небо горит, цветёт огнями – красота! Грохот, дым, толпа ревёт… Думаю – нет, не прав племяш – вон как люди радуются Победе. А прислушался, что кричат – ничего понять не могу: кто свистит, кто воет, кто просто орёт благим матом. И никто, понимаешь ты, не крикнул заветного слова, которое мы всегда до хрипоты орали, глядя на салют: «Победа»!
А как салют закончился, пошёл честной народ веселиться и стало мне страшно: огромная толпа, у всех глаза бешеные, при чём, заметь, не просто пьяные, зрачков ни у кого не видать, прыгают, орут, дерутся… Победу Великую, стало быть отмечают: кто блюёт дальше чем видит, кто уже спать прилёг прямо под забором… Тошно мне было, но догулял-таки я до утра. А утром вышел на площадь: пивные бутылки, банки, кучи окурков, лужи блевотины и крови вокруг, прямо у памятника Ленину менты какого-то колдыря в УАЗик заталкивают. А он не лезет, орёт: «Я, *ля, победу отмечал! Имею пр-р-раво!». И вот тут я понял, что племяш мой прав: оскотинили народ. И быстро как оскотинили: чуть больше десяти лет понадобилось.
К чему я это говорю? К тому, что стыда и совести в людях не осталось ни капли: выпячивают свои пороки, как могут. Собственно, дружок, порок скоро станет добродетелью. Так-то…
О! Вспомнил! Это ты меня отвлёк, а я же про правительство начал.
Зачем ему народ скотинить нужно, спрашиваешь? Не знаю. Может, и не нужно. Да только больно ловко вышло, что оскотинили.
Ладно, вступление я сделал и настроение нужное тебе создал, про правительство теперь не будем.
В общем, случилось всё в прошлом году. На, дома почитаешь – он протянул мне тонкую стопку листов, исписанных мелким почерком. - Началось как-то разом и развивалось быстро: как снежный ком.
Дома я полез в свой блог и просидел до полуночи в сети, потом обнаружил, что течёт унитаз, и до часу возился с регулировкой поплавка, и лишь потом вспомнил про рукопись.
**
Это началось как-то сразу, вдруг и развивалось быстро: как снежный ком.
Я тогда как раз собрался из университета увольняться, а мне декан гадостей наговорил, сначала заявление «по собственному» не подписывал, потом пообещал, что уволит с «белым билетом», в общем, потрепал нервы. И вот, стою я на остановке злой, как собака, жду свой автобус. От работы до дома я могу доехать только на восьмидесятом, а его всё нет и нет. Чем дольше автобуса нет, тем сильнее я завожусь, вспоминаю безобразную сцену с начальником и противно мне от того, что и как я ему говорил, и достойные ответы в голову приходят, а поздно ведь уже, и закипает во мне бессильная злость.
Видно, так уж совпало, что все досадные мелочи (ведь и плохой начальник, и плохой транспорт – всего лишь мелочи) посыпались на меня в тот день разом, чтобы могло случиться всё, что произошло. В общем, меня окатило волной мерзкого запаха дыма плохих сигарет. Я с детства не терплю табачную вонь. Ну, то есть хотел бы не терпеть: сказать курильщику, чтобы не дымил на меня, чтобы засунул свою вонючую сигарету себе в зад, или ещё что-нибудь. А если не поймёт – дать ему хорошенько в лоб. Хотеть-то хотел всегда, но в силу изнеженности, или врождённой трусости, никогда не делал ни первого, ни второго, ни третьего.
Раньше не делал. А тогда – переполнилась чаша терпения, и катушки сорвало.
Я подошёл к здоровенному молодцу, который не стесняясь курил прямо посреди толпы на остановке и сказал, глядя ему в глаза:
- Уважаемый, прекратите, пожалуйста, курить: табачный дым доставляет окружающим вас людям массу неудобств.
Тот посмотрел на меня, как на пустое место и равнодушно затянулся, но я не уходил и он лениво бросил сквозь зубы:
- Что-то не замечаю этого.
Начало было положено – мне удалось зацепить его и создать контакт. Я не владею никакими техниками подавления или убеждения, но, видимо, делал всё интуитивно.
- Они не проявляют своего возмущения из-за страха перед вами, - сказал я, - прошу вас прекратить курить.
Он не ответил и стал смотреть на дорогу. Вокруг нас разрасталось свободное пространство.
- Любезный, - продолжил я, - вы понимаете, что в нашей стране запрещено курение на улице?
И добавил вкрадчиво:
- Вы нарушаете закон…
Видимо, его проняло:
- Да отвали ты! – рявкнул молодец, - кому не нравится, могут отойти подальше!
На нас тут же стали оборачиваться, свободное пространство расширилось.
Я понял, что пора действовать и, схватив его за грудки, заорал:
- А ну, прекрати курить, сопля зелёная, или засунь свою цыгарку себе в жопу! Нюхай своё вонючее дерьмо сам!
- Какие-то проблемы? – раздался вкрадчивый голос.
Скосив глаза, я увидел, что к нам подошли три молодца. У каждого во рту дымилась только что зажжённая сигарета.
- Какие претензии у тебя? – второй говорящий растягивал гласные и неприятно гнусавил.
Я понял, что проигрываю – меня окружили курильщики, возмущённые тем, что кто-то обидел их собрата.
Ободрённый молодец с силой оттолкнул меня:
- Пошёл ты!
Это был повод.
Я размахнулся правой и засветил ему в глаз. Неожиданно для меня он упал, но насладиться победой не пришлось: толчок в спину, и я полетел вперёд, затем получил удар в ухо, потом по лицу, потом мне дали подножку, и я упал, закрывая лицо и ожидая, что меня сейчас начнут убивать. Но этого не случилось: вдруг поднялся гвалт, вокруг шаркали ноги, раздавалось тяжёлое дыханье и короткие вскрики. Когда я поднялся, курильщики снова были в меньшинстве и лица их оказались разукрашены: у кого ссадинами, у кого фингалом. Их окружала разгневанная толпа. Я попытался сориентироваться: кулаки тянули многие, но, видно, стороны уже перешли к словесным прениям.
- Достали! – кричала тётка в терракотовом пальто, - Дышать невозможно! Задушили своим куревом!
- Да ты чё, мать, - гнусаво ответил плюгавый, бесцветный малец с бородавкой на веке, - кому мешает-то? Не нравится те запах – ты отойди в сторонку, чё кричать?
И он вытер разбитый нос.
И без того румяная тётка побагровела:
- Это ТЫ отойди, щенок! Я тебе в матери гожусь, а ты у меня под носом куришь в открытую! Мало того, что самому не стыдно, так я ещё должна этим травиться?!
- Вот именно! – поддержал её коренастый парень, - дыши сам этой гадостью, а я болеть раком не согласный!
- Правильно! – загомонили отовсюду. - Все знают, что пассивное курение самое опасное!
- Братан, ты не кипятись, - начал было развязный тип в кепке-таблетке, но его грубо оборвали.
- Какой я тебе братан?! Тебя спрашиваю, сопля зелёная! – Рявкнул краснорожий мужичок крестьянской внешности.
Развязный заткнулся от неожиданности, видно, не привык слышать возражения, мужичок же, для пущей убедительности отвесил ему звонкую оплеуху. Этого сердце честного пацана не выдержало, и он кинулся на обидчика с кулаками. Как оказалось зря. Мужичок весил раза в три больше него и всю жизнь работал на заводе, в отличие от малолетнего наглеца который привык добывать деньги гоп-стопом. В общем, когда драка снова иссякла, узнать владельца «таблетки» было уже нельзя. Тем более что и головного убора он лишился: я сбил кепку с его головы и разорвал с особой ненавистью. Терпеть не могу кепки-таблетки!
После второй порции тумаков курильщики малость утихомирились, растеряли гонор и спесь. Даже лица у них стали как-то приятней, человечнее что ли...
Возможно, тем дело и закончилось бы – поговорили, выпустили пар, да и разошлись, не появись на месте происшествия милиция. Кто их вызвал неизвестно, но спаси его, Господи, потому что мир стал таким, как есть именно благодаря ему.
Толпа уже начала рассасываться и я краем глаза намечал себе путь к отступлению, опасаясь, что после того, как народ разбежится, курильщики снова захотят поговорить со мною по-душам, и тут… С натужным рёвом мотора, с включённой мигалкой и сиреной подлетел милицейский «бобик». Из него с бравым видом выскочила тройка молодцев с автоматами, и с видом трёх богатырей двинулась к нам. Но на стороне «Трёх богатырей» всегда правда – они стерегут Родину от врагов, а вот на стороне этих парней правды не было: у двоих из них во рту дымились сигареты.
- Что тут у нас, граждане? – начала было один, но его грубо оборвали.
- Ты сигаретку-то изо рта вынь!
- Чего-о?! – опешил он.
- Чего слышал! На улице курить запрещено!
- Э…
- Чего, «Э»?! Хватай вот этих, они курили в общественном месте!
- Кто?
- Они! Вот эти четверо!
- Стоп, граждане! Давайте разбираться! Курение запрещено в …
- Вот именно! – завопили отовсюду. - Запрещено курение, а они курят!
Я оглянулся и присел от неожиданности: толпа разрослась и уже выплеснулась с остановки на проезжую часть, создав большую пробку. Из ближайших автомобилей вылезали водители и присоединялись к сборищу: всем было интересно, что происходит.
Я снова повернулся к спорщикам.
- Ты чё батон крошишь?! – орал главный мент, брызгая слюной. – Курение запрещено в самолётах и больницах, а больше нигде!
- Ты брыли подбери! – в тон ему отвечал давешний краснорожий мужичок.
- В опчественных местах запрешшено курить?! – выскочила непонятно откуда маленькая, прыткая старушка, с клюкой и в шерстяном платке.
- Бабка, не лезь, - отмахнулся от неё мент.
- Э, соколик, нет! Ты на меня рукой не маши! Прошли те времена, когда можно было махать! Я тебе сама так махану, узнаешь! Отвечай давай, в опчественных местах запрешшено курить или нет?!
- Ну, - не выдержал мент, - так общественные места это музеи, театры, больницы!
- Ты мне мОзги не пудри! - прикрикнула бабулька. – Молод ишшо! Улица – это и есть самое главное опчественное место, и курить тут – нельзя!
Мент умолк, сражённый её логикой, и стало слышно, как гудит толпа. Мне сразу вспомнились картинки из учебника истории: там были нарисованы такие же толпы. Я повернулся: перекрёсток заблокировали огромные автобусы, пассажиры которых присоединялись к толпе. Это зрелище поражало глаз.
Словно Ленин на броневике, взобравшись на какую-то бочку, над толпой поднялся давешний мужичок.
- Ребята! Братцы! – он рванул на себе рубаху и в толпу полетели пуговицы. – Товарищи!
- Товарищи остались в СССР! – крикнул было кто-то из зачинщиков драки, но получил плюху и заткнулся.
- Родные! – истошно крикнул мужичок, – сил моих нету! Никак невозможно это больше терпеть!
- Вот ты! – он обратился ко мне, – ты можешь это терпеть?!
Я вообще очень тихий человек, но тут меня проняло: трясся весь, как в лихорадке, аж зуб на зуб не попадал от предчувствия того, что сейчас что-то будет!
- Нет! – крикнул я громко, как мог.
- И никто не может! – подхватил мужичок, – что же это делается, братцы?! Давеча иду по улице, смотрю – ведёт. Ему – три года, ей – все тридцать. В одной руке – он, в другой – сигарета! Идёт, дымит, как паровоз, а потом этим же вонючим ртом дитя целует! А дитё кашляет, перхает, отбивается! А она целует!
Толпа невнятно и разочарованно загудела, и я подумал, что сейчас мужичок потеряет их внимание. Но этого не случилось.
- Или мы не люди?! – истошно застонал краснорожий, – доколе ж мы будем это терпеть!?
Толпа разразилась приветственными криками.
- Правильно! – крикнули неподалёку.
- Хватит!
- Наелись!
-Они, значит, своих родных жалеют: курят на улице! – не унимался мужик. - А нас кто пожалеет?! О нас кто подумает?!
Его слова потонули в рёве и криках, рядом с бочкой завязалась драка, но быстро угасла.
- Пусть курят каждый в своей норе! – заорал мужик.
Толпа отозвалась гулом, и он крикнул, подняв над головою кулак:
- Прав ли я, други?!
- ПРАВ! – взревело собрание.
- Вы готовы отстаивать свои права?!
- ДА!
- Тогда, братцы, слушай меня! – и лик мужичка словно озарился изнутри, – все на площадь, пора постоять за себя!
Толпа заревела и заулюлюкала.
- Курить – в курильнях! – крикнул мужик.
Его призыв утонул в шуме, но не совсем. Он изменился, прогулялся по рядам туда, обратно, окреп, вырос, возмужал, и вот уже загремело над городом раскатисто и грозно: «КУР – В КУРЯТНИК!».
И под этот призыв окреп и выровнялся шаг двинувшихся вслед за мужичком толп, и толпы обратились строем, и под их слитной поступью задрожал, словно от ужаса громадный, арочный мост.
«КУР – В КУРЯТНИК, МАРШ! МАРШ!».
«КУР – В КУРЯТНИК, МАРШ! МАРШ!».
Вот уже мост позади и грозной тучей идут они по улицам, увлекая за собою всех, а я бегу вместе с ними. Прохожие останавливаются, нервно оборачиваются, пытаются скрыться в переулках или подъездах домов, но сталкиваются с теми, кто выбегает на улицу, чтобы присоединиться к толпе.
- Слышь, братан, куда идём? – спрашивает меня суетливо забегающий вперёд шпанёнок.
- ТУДА! – гордо отвечаю я, указывая рукой перед собою.
- А… - озадаченно тянет тот, но не имея возможности остановиться в неудержимом потоке, семенит рядом. Я слишком поздно замечаю, что он достаёт сигареты и нервно закуривает: его хватают за руки, пригибают голову к земле, а потом, здоровенным пинком по отклячившейся жопе вышвыривают на тротуар. Я отворачиваюсь. В конце-концов, он за годы курения нанёс этим людям ущерб куда больше чем они ему сейчас. И всё равно мне неприятно. Но я иду с толпою. Мы больше не скандируем свой грозный призыв, лишь в тишине звучит слитный топот.
А на площади всё оказалось уже готово к встрече: здание Администрации оцеплено плотным кольцом ОМОНа, по углам стоят огромные водомёты. Немаленькая площадь оказалась забита битком – было трудно дышать и, несмотря на это, толпа бурлила, двигалась, ходила волнами, тут и там вскипали скандалы, быстро перетекающие в драки. Легко вспыхивали и легко гасли.
Я не знал чего ожидать от этого похода, мне представлялось, что сейчас мы начнём требовать соблюдать наши права, что будут выступать ораторы, потом выступит мэр, пообещает решить проблему и все разойдутся по домам довольными и успокоившимися. Поэтому меня пробрал озноб, когда я увидел, что огромная толпа на площади разделилась на две половины: мы – некурящие, и они – куряги образовали два лагеря. Чего ожидать от противника не знал никто, атмосфера накалялась, всё чаще раздавались гневные выкрики, призывы показать тем где раки зимуют, и было ясно – один удар и…
Неожиданно дверь здания администрации распахнулась, и на улицу вышел мэр. Поднявшись на крышу милицейского УАЗика, он приветственно махнул рукой, и площадь встретила этот жест радостным криком: мэр был весьма любим в нашем городе. Он поднёс ко рту микрофон.
- Спасибо! Спасибо за тёплый приём, дорогие друзья! – мэр поклонился, и его длинные волосы рассыпались по плечам, сверкая под полуденным солнцем. Толпа радостно взвыла.
- Я рад вас видеть здесь и сейчас, мои прекрасные друзья. Погода радует, жизнь прекрасна и удивительна и мне хотел бы узнать причину столь многолюдного визита.
Секунду после этой фразы было тихо, а потом словно разразилась буря: все дружно орали что-то, тыча пальцами друг в друга, вверх тянулись сжатые кулаки, глаза разгорались ненавистью. Вот уже и сцепились стоящие рядом противники, вот уже в драку стали втягиваться новые и новые люди, казалось, ещё немного и вся площадь превратится в одно громадное побоище.
- ДРУЗЬЯ! – голос мэра остановил дерущихся не хуже дубинок ОМОНа, безучастно наблюдавшего за свалкой.
- Друзья, ну к чему же такая резкость в обращении друг с другом? Ведь мы же люди, так давайте будем решать наши проблемы мирно.
Невдалеке от меня возникло бурление, и над головами поднялся краснорожий возмутитель спокойствия: его держали на плечах здоровенные мужики.
- А давай порешаем, мэр!
Несмотря на отсутствие микрофона, голос его не затерялся в гудении толпы, прозвучал ясно и громко. И мэр увидел его. Нет, конечно же он не вздрогнул, но как-то словно поник. Чуть заметно для глаза, но всё же поник.
- Так о чём бы вы хотели говорить, мои разлюбезнейшие? – попытался не заметить мужичка мэр, но тот уже проталкивался к УАЗику, перед ним расступались. Он влез на крышу и стал рядом с мэром, окинул взглядом толпу и без улыбки повёл свою речь, отказавшись от микрофона. Его неожиданно ясный голос поплыл над притихшей толпой.
- Буду краток! От имени некурящей половины присутствующих заявляю другой, курящей половине: так больше жить нельзя! Каждый выход на улицу – мучение! Невозможно дышать! Каждый вдох – пытка табаком, каждый взгляд вокруг – тошнота: всё засыпано вонючими, мерзкими окурками! Это издевательство! Такое оголтелое курение разрушает наше здоровье и оскорбляет человеческое достоинство! Мэр! Ты должен остановить это!
Наша некурящая сторона разразилась торжествующими воплями, вверх полетели кепки и сумки.
- И это всё?! – мэр старался держаться уверенно, как раньше, но я заметил, что он сник и растерял изрядную долю своего блеска. – Тогда к чему такое волнение? Разве так уж много неудобств доставляют вам люди, курящие где-то на другом конце площади?
- Много! – взревела толпа.
- Мэр! – прогремел мужичок, – в каждой сигарете больше трёх тысяч разных ядов, а ты спрашиваешь, сильно ли они нам мешают?! Да они просто убивают нас!
Площадь потонула в рёве и свисте, завязалось несколько новых драк, однако стоило заговорить мэру, как всё стихло.
- Не нужно быть такими нетерпимыми, - мягко улыбнулся мэр, чуть прикрыв глаза, - о каком убийстве речь? Ведь люди курят уже тысячи лет и до сих пор род человечий не пресёкся. Посмотрите на них! – жест в сторону курящей половины площади, - Разве они чем-то отличаются от вас? Разве не имеют они права делать что хотят и где хотят?
- Нет! - заголосила наша сторона.
- Смотрите же! – не унимался мэр, – они стоят единым монолитом! Зрелые мужи стреляют сигаретки у юных отроков, перебрасываются с ними шутками, прибаутками! Посмотрите, как табак объединяет их.
- Мэр, устыдись своих слов! – с укором пробасил мужичок, – не гоже так говорить об этом. Лепо ли взрослым, серьёзным мужчинам просить курево у прыщавых юнцов? Не стыдно ли?! Я отвечу тебе – им не стыдно! Потому что если они не закурят вот прямо сейчас, у них будут дрожать руки и ноги, болеть голова, или они будут жрать без остановки. Они не смогут работать! Потому что они зависят от сигарет! Потому что никотин, который содержится в них – наркотик, а они все – наркоманы!
Мы встретили его слова рёвом и мэр поник ещё немного. Однако среди торжества и радости я чувствовал, как что-то меняется вокруг меня, и тревожно оглянулся. Внешне всё оставалось как было: они, мы, ОМОН, и мэр с мужичком, над нами. Решив не думать об этом, я обратил взгляд на спорщиков и увидел, что мэр совсем закрыл глаза, словно ему было больно нас видеть.
- Друзья, - мэр говорил уже не так напыщенно, - курение имеет глубокий философский смысл. Оно открывает новые горизонты, укрепляет дух усталого и успокаивает печального. Раз вы не понимаете, то попытайтесь хотя бы поверить!
- Нет, мэр, - почти спокойно прозвучал голос мужичка в наступившей тишине, - сигарета – костыль слабовольного. Она ослабляет характер, а неспособность бросить курить приучает человека к мысли о его бессилии и примиряет с несправедливостью. – Тут голос его окреп и обрёл мощь, - не предлагай костыли здоровым!
Казалось, мои перепонки лопнут от шума – так кричали все вокруг, приветствуя слова своего нового вождя. Да, теперь было ясно, что этот невзрачный на вид мужичонка – вождь, что это он объединит нас, уже объединил и поможет отстоять своё право на ароматный ветер, чистый воздух, а значит, на чистую жизнь!
- Послушайте, - мэр говорил тихо, словно устал, – вы не понимаете. Оставим шутки. Если не верите мне – внемлите мудрости Древних. Индейцы считали табак священной травой! Почти пятьсот лет назад Мондарес доказал, что табак излечивает тридцать шесть болезней! Екатерина Медичи лечила табаком мигрень! А французы с его помощью спасались от зубной боли и желудочных колик! Подумайте сами: стал бы табак так популярен во всём мире, не будь он полезен?!
Последнюю фразу мэр почти прокричал, и курящая половина площади ответила ему криками, но прозвучали они жидко и неубедительно.
- Хватит! – рявкнул мужичок, – мудрость древних высказывается на этот счёт однозначно! На Руси курильщикам рубили головы! Спроста ли?
Площадь напряжённо молчала. Мэр тоже не отвечал и мужичок продолжил:
- В первую мировую армии получали сигареты бесплатно, а после войны выжившие уже не могли обходиться без них. Вот тебе и секрет популярности табака – маркетинг, никакой мистики!
Он набрал воздуха в грудь:
- Каждый должен знать: табак лечит тридцать болезней, а приносит триста! Кто хочет курить, пусть курит у себя дома, а не выносит этот яд на улицы, отравляя окружающих!
Наша половина снова взорвалась криком, мужичка стащили с УАЗика и принялись качать, а мэр как бы сжался и уменьшался в размерах.
А потом это случилось.
На солнце набежала туча, стало темно.
Мэр открыл глаза и в сгустившихся сумерках они пылали красным.
- Хватайте его! – взревел он.
**
Менты и куряги ринулись хватать мужичка, мы ринулись его защищать, водомёты ударили в гущу дерущихся, усиливая свалку! На площади развернулось побоище. Со смежных улиц ворвались отряды ОМОНа, которые подошли во время митинга и принялись хватать всех без разбора. Неизвестно, что послужило толчком к трагедии, разыгравшейся на площади и послужившей первой, в длинной череде трагедий, случившихся в городе в тот короткий день. Легенд-то ходило множество, но одна другой невероятней и нелепее. Самой популярной была история о том, что мужичок и таинственные силы, стоящие за ним, организовали нападение на ОМОН, чтобы спровоцировать дальнейшие беспорядки. Но по-моему, это маловероятно. Никто не может предугадать, как станет раскручиваться маховик народного гнева и кого раздавит его безжалостное колесо. Лично мне самой правдоподобной кажется вот эта версия: ОМОНовец ударил мирно стоящую женщину прикладом в лицо, а её муж бросился на него с кулаками. В последние годы сотрудники милиции были вообще не слишком деликатны в обращении с народом. Вот и этот, вместо того чтобы обезвредить и задержать агрессора, пустил ему пулю в живот, а в таких делах, как говорится, стоит только начать.
Разверзся ад! В небо поднялся вой, заглушаемый треском автоматов. Стреляли во всех подряд. В итоге ОМОНовские кордоны были сметены, и по городу разбежались перепуганные люди, в глазах которых не гасли огоньки безумия, словно алые отблески крови, пролившейся на площади.
Они бежали, неся скорбные вести на крыльях сумасшествия, и скоро по городу разлетелись слухи. Курящие рассказывали, что «проклятые зелёные» собрали любителей табака на площади и устроили там резню, а некурящие утверждали, что «проклятые куряги» согнали на площадь тысячи людей, не разделяющих их убеждений, и передавили бульдозерами. Люди начали собираться в стаи – так было спокойнее. Через какие-то часы, объединённые бригады, вооружённые арматурой, кольями и кирпичами, двинулись по городу, круша всё на своём пути.
**
Я не помню последовавших за расстрелом событий того дня. Они отбрасывают багровые блики на воду в реке моих воспоминаний, и я с криком вскакиваю по ночам, если немилосердная память вдруг возвращает во сне лица тех, кому в тот вечер не повезло встать на моём пути. Последнее, что я помню ясно, как моя ватага шла по улице Пушкинской, и на другом конце проулка мы увидели толпу людей очень похожих на нас. Очень.
С тою лишь разницей, что они были окутаны табачным дымом.
С того момента и до того, как мы оказались в поле, я не помню ничего. Помню, что когда я очнулся, солнце уже садилось, а по Пушкинской мы шли белым днём. Я был весь избит, но переломов не было, только страшно болело правое плечо. Так бывает, когда перетрудишь руку. Но арматура моя была чиста, в отличие от дубин многих из тех, кто спотыкаясь, брёл рядом. Возможно, я вымыл свою, когда переходил «Голубой Дунай». Последние «наши» выбирались из воды, когда куряги показались на противоположном берегу. Глядя на их окровавленные лица и разбитые кулаки, я начал догадываться, что произошло в городе и что произойдёт, когда нас догонят. Тогда я повернулся и побежал.
Но далеко нам уйти не удалось. Забирая налево, к Дону мы услышали справа, со стороны северного района крики, а пройдя ещё около километра, увидели, что оттуда бегут люди. Повинуясь командам какого-то подполковника, затесавшегося в наши ряды, мы построились, и я ощутил, как оскаливаются зубы и пальцы яростно сжимают железный прут. Но драться не пришлось: это оказалась толпа таких же как мы напуганных, избитых, растерянных людей. Они бежали из города. Впрочем, радость встречи была недолгой: их так же гнали куряги, словно они был охотниками, а мы – дичью. Пришлось прибавить шаг.
Около часа мы двигались по полям и лесополосам, в надежде оторваться от преследователей, когда встретили ещё один отряд «своих». Он двигался как раз с той стороны, где мы чаяли спастись. Короткая беседа подполковника с тучным мужиком – начальником встречных и мы узнали, что их тоже преследуют по пятам.
Мышеловка захлопнулась.
Они приближались с трёх сторон. Они не спешили. Они чувствовали себя победителями.
А я видел, как в глазах окружающих разгорается паника. Наверное, они снова побежали бы, если бы было куда бежать.
- Ну что, пора сдаваться? – сказал здоровый детина и бросил свою трубу на землю.
Многие последовали его примеру, однако большинство стояло в мрачном молчании, сжимая оружие.
- Если мы не сдадимся, нас всех убьют! – предостерёг детина.
- Если сдадимся, нас убьют ещё быстрее! – возразил подполковник, – мы должны умереть с достоинством.
- Да срал я на твоё достоинство! – заорал детина, и толпа вокруг поддержала его слова невнятным гулом.
- Уймись! – я подивился тому, как уверенно звучит мой голос, и заговорил, обращаясь уже ко всем, – если мы сдадимся, нас убьют наверняка. А если продержимся какое-то время, может, подоспеет помощь.
Я сам не верил в свои слова. Не знаю, зачем я это сказал. Но цель была достигнута: толпа прислушалась и согласилась. Надежда, пусть призрачная, согревала их сердца.
Мы двинулись к холму, который возвышался неподалёку посреди полей подсолнечника. Вокруг торчала брошеная техника, а на вершине холма стоял какой-то ангар.
- Что это за здание там, на холме? – спросил подполковник.
- Бывший маслобойный цех – ответила женщина в косынке в горошек. – Уж лет пять, как не работает?
- Подойдёт – довольно ухмыльнулся подполковник.
**
Мы заняли холм, стянув к его подошве брошенные в поле телеги. Хотели использовать тракторы, но их не удалось завести. Женщин и детей разместили в ангаре, который был забит непонятной рухлядью, мужчины плотным строем окружили холм. Наш полковник, тучный начальник второго отряда и ещё несколько лидеров поднялись наверх. Полковник подозвал меня к себе.
- Помахать дубиной у нас есть кому. А мне нужна твоя голова: ты, вижу, парень сообразительный.
- Недолго ей осталось думать – возразил я, – лучше нам достойно встретить смерть.
- Встретишь, не бзди, - успокоил полковник, – как время придёт, так встретишь. А раньше – не спеши. Да и резерв какой-никакой не помешает.
Кто-то быстро намалевал на белой тряпке красный круг, а в нём перечёркнутую сигарету и над ангаром поднялся наш флаг. Поднялся в первый, и, надо полагать, в последний раз.
Я смотрел, как бьётся на ветру полотнище, удивляясь тому, что оно выглядит ничуть не смехотворно, слушал, как долетают снизу звуки «Отче наш», читаемой нашими товарищами и как-то пронзительно, почти болезненно ощущал красоту всего происходящего. И закат сегодня выдался особенно прекрасный, золотой.
Рядом кто-то хрипло закашлял. Я скосил глаза и с изумлением увидел давешнюю бабульку. Надо же: жива!
- Бабушка! И ты здесь?!
- И я, сынок, уберёг Господь…
Я помолчал. Потом решился:
- А что, может и сейчас убережёт?
- Навряд ли, сынок. Сам посуди: наших соколиков раз, два и обчёлся, а этих вон сколько идёт!
Я поднял глаза и увидел вдалеке тёмную массу марширующих к холму людей.
- Не жалеешь, что ввязалась, бабушка?
- А чего теперь жалеть? Сделанного не воротишь, а за правду постоять не грех.
- А, может, зря всё? Ну, подумаешь, куряги…
- Нет, сынок, видно не зря, раз так оно вышло. Много зла в людях накопилось. До поры прятали, а теперь, вот, показали. И зло показали, и ненависть... Ну, авось, теперь уже немного осталось.
- А умирать-то не хочется, старая? – неловко подначил я.
- И-и, милок! Белый свет, он ненаглядный. Мне уж девяносто скоро, чего только не насмотрелась в жизни, а умирать не хочется.
И она вытерла глаза рукой.
- Так ты, бабуля, может, шла бы в ангар? Глядишь, они детей и женщин не тронут…
- Ну, нет, сынок! – твёрдо ответила она. – Я в войну немцам не кланялась и этим не поклонюсь!
И она похлопала себя по толстой сумке с красным крестом, висящей на боку.
- Я санитаркой была. Может, не всё ещё позабыла. Авось кому и пригожусь.
В ангаре нашлось на удивление много полезного нам хлама: помимо нескольких старых «укладок санитара» там валялась куча лопат, грабель, топоров, обрезков труб. Всё это быстро расхватали и утащили вниз: люди готовились к битве не на жизнь, а на смерть.
А я стоял и смотрел на всех сразу: на окруживших холм моих соратников, на приближающихся врагов и думал, мучительно думал о том, что видимо, это я виноват в происходящем. Пока что не было времени осознать и проникнуться, но я предчувствовал: если я вдруг останусь жив, то моя вина навалится, раздавит, задушит! Ведь это я нанёс первый удар сегодня! Я стал песчинкой, стронувшей лавину! Это из-за меня погибли тысячи людей в городе и тысячи погибнут здесь! Это я убил их!
- Нет, - раздался спокойный голос.
Я вздрогнул от неожиданности. Рядом стоял давешний краснорожий мужичок. И откуда здесь взялся? Вроде не было его только что.
- Это не ты убил их, сын мой, – звучно и веско сказал мужик и исчез в ангаре.
А затем как-то вдруг оказался на крыше.
- СЛУШАЙТЕ ВСЕ! – заговорил он, и головы всего воинства обернулись к нему, - ПУСТЬ СТРАХ БОЛЕЕ НЕ ЛЕДЕНИТ ВАШИ СЕРДЦА!
И правда, показалось, что на душе стало как будто легче, а мужичок тем временем продолжал.
- ДЕТИ МОИ! ВАС ТЕРЗАЮТ МУЧИТЕЛЬНЫЕ СОМНЕНИЯ! ОТРИНЬТЕ ИХ! ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО СЕГОДНЯ РАНО ИЛИ ПОЗДНО ДОЛЖНО БЫЛО СЛУЧИТЬСЯ!
Я слушал его, открыв рот, он давал надежду и мы все вцепились в неё, как утопающий в соломинку.
- ПОЙМИТЕ! КУРЕНИЕ ЭТО НЕ ДЕТСКАЯ ШАЛОСТЬ, НЕ ИГРУШКА! ЕСЛИ ОГОНЬ – ЭТО ВЫБОР БОГА, ТО ДЫМ – СТЕЗЯ САТАНЫ! ТОТ КТО КУРИТ, ВПУСКАЕТ В СВОЮ ДУШУ ЗЛО И ОНА СТАНОВИТСЯ СЕРОЙ! ДЫМНОЙ! ГРЯЗНОЙ!
Мы слушали, а он говорил, и солнце садилось за далёкий лес.
- ПРИШЁЛ РОКОВОЙ ДЕНЬ, ДЕТИ МОИ! ДЕНЬ, КОГДА КАЖДЫЙ ДОЛЖЕН ОТСТОЯТЬ ТО, ЧТО БЛИЗКО И ДОРОГО ЕМУ! СЕГОДНЯ ВЫ ВСТАЛИ ЗА СВОЁ ПРАВО НА ЧИСТОТУ, ПРАВО НЕ ВДЫХАТЬ СЕРОСТЬ! РАДУЙТЕСЬ, ИБО ТЕ КТО ПОГИБ СЕГОДНЯ В ГОРОДЕ, УЖЕ ВХОДЯТ В РАЙ! ПУСТЬ КАЖДЫЙ ИЗ ВАС БУДЕТ СПОКОЕН И СВЯТ ПРЕД ЛИКОМ СМЕРТИ! ПОМНИТЕ: ЧИСТЫЕ ГРЯЗИ НЕ ИМУТ! С БОГОМ, ДЕТИ МОИ!
**
Враги сомкнули кольцо вокруг холма и держались в сотне шагов от нас. Их было раз в сто больше. Воздух наливался электричеством, казалось, он вот-вот начнёт искрить. Висела гробовая тишина. И вот вперёд на своём УАЗе выехал мэр..
Он изменился. Лицо растеряло весь лоск, волосы висели грязными космами, в глазах пылали багровые блики. Он больше не улыбался.
Солнце село и лишь наше знамя отсвечивало золотом высоко в небесах. Мэр заговорил и голос его, усиленный мегафоном был голосом чудовища.
- ОТСТУПНИКИ! – начал он. – СЕГОДНЯ ВЫ ПРЕСТУПИЛИ ЗАКОН И ДОЛЖНЫ ПОНЕСТИ ЗА ЭТО НАКАЗАНИЕ! ПО СПРАВЕДЛИВОСТИ ВАМ ПОЛОЖЕНА СМЕРТЬ, НО Я ГОТОВ ДАТЬ ВАМ ШАНС! ВСЕ ЖЕЛАЮЩИЕ МОГУТ СДАТЬСЯ И, ПОЛУЧИВ ПРОЩЕНИЕ ПРИЧАСТИТЬСЯ НОВОГО МИРА! Я ДАЮ ВАМ МИНУТУ НА РАЗМЫШЛЕНИЕ!
Никто не двинулся с места: если кто и поверил ему, то лица людей, окруживших нас не оставляли сомнений в том ЧТО это будет за мир. Мир людей с пустыми глазами, с серыми лицами, серыми душами…
- ВРЕМЯ ВЫШЛО! – прогремел мэр, – ЗА НЕВИННО УБИЕННЫХ, НА ВРАГОВ ГОСУДАРСТВА! ВПЕ…
- ЯЩЕР, СТОЙ! – зычный голос нашего краснорожего мужичка легко перекрыл мегафон мэра.
- КТО ПОЖАЛОВАЛ! – ехидно ответил тот, - ЧТО Ж, ЭТО К ЛУЧШЕМУ – ОДНИМ СОПЕРНИКОМ БУДЕТ МЕНЬШЕ! ВОИНЫ ВПЕ…
- ЯЩЕР, ТЫ ЗАИГРАЛСЯ! – мужичок вдруг словно вырос и раздался в плечах, вражье воинство слегка отшатнулось, – ДОВОЛЬНО! Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ: ОТЗОВИ СВОИХ ЛЮДЕЙ!
Я подумал, что сейчас мэр просто кинется бежать, а всё его войско следом: так грозен был недавний забавный мужичок.
Мэровы приспешники и правда выглядели готовыми драпануть со всех ног, а вот сам он не стушевался. Мелко захихикав, он отбросил в сторону мегафон и вдруг тоже словно развернулся в стороны.
- НЕ ВЫЙДЕТ, БРАТЕЦ! ОДИН РАЗ ВЫ МЕНЯ УДЕЛАЛИ, ПО МАЛОЛОЕТКЕ! ТЕПЕРЬ НЕ ВЫЙДЕТ! ВПЕРЁД! – взревел он, – НЕ ДАЙТЕ УЙТИ НИКОМУ!
- СТОЙ! – прогремел мужичок.
Однако враги и не двигались с места. Внезапно всё несметное воинство достало сигареты и принялось закуривать. Минуты не прошло, как в воздухе серым ковром склубился вонючий дым, а потом со всех сторон подул ветер и понёс удушливое облако к холму. Воины внизу принялись кашлять и задыхаться: курящих было слишком много.
- ПРИГОТОВИТЬСЯ! - донеслось до нас.
Я машинально сжал арматурину в руке, но вражье воинство не бросилось вперёд. Вместо этого я увидел, как наш мужичок набирает воздуха в грудь, а потом с силой выдыхает и, поднявшийся встречный ветер, относит удушливое облако и валит на землю солдат мэра. Да и сам мэр пошатнулся было, но устоял. Тогда мужичок набрал воздуха снова и снова дунул. И снова устоял мэр. А в третий раз он словно надломился в спине. Мы приготовились радостно заорать, и тут… Тело Мэра разлетелось на куски, а вместо него воздвигся громадный и грозный, закрывающий полнеба своими крыльями, пышущий огнём и дымом, змей! Он поднялся на задние лапы и, воздев морду к небу, торжествующе заревел, бросая своё воинство в бой.
Я стоял, открыв рот, и не мог пошевелиться, и смотрел, смотрел на ожившую легенду, на осколок древней веры, засевший в ткани нашей реальности.
Он был ужасен: громадное туловище, покрытое чудовищной чешуёю, для надёжности укреплённой тускло блистающими цепями, шипастые крылья, заслоняющие небосвод, огромная морда, бездонная пасть, полная острейших клыков и пламя! Невероятное пламя глаз.
Так вот ты какой, древний славянский бог Ящер.
Безжалостный, беспощадный, хитрый.
А вот свою пресловутую трусость ты, похоже, подрастерял за последнюю тысячу лет.
Глаза притягивали, хотелось стать на колени и целовать землю у его лап.
Какой-то гранью своего сознания я ощутил, как расслабляются мои пальцы, сжимающие арматуру, а ноги делают шаг. Первый шаг по направлению к змею: утонуть, раствориться в его багровых глазах.
Я видел, что многие из моих соратников покидают строй и медленно, как во сне идут к чудищу, очевидно, чувствуя то же, что и я.
Раздался грохот, фиолетовая молния попала между гипнотизирующих, пламенеющих глаз. Зрачки чудища съехались к переносице, радужки слегка позеленели, наваждение прошло.
Я задрал голову вверх: прямо над нами висела туча, из которой ударила ещё одна молния, на сей раз белая, после чего раздался недовольный рёв змея.

Если вдруг кому понравилось, продолжение здесь:
www.litsovet.ru/index.php/material.read?materia...
**

---

Думаю, я сдохну от ожирения сердца.

---

Последнее дежурство

запомнилось не алкашом, у которого от пьянства высыпал опоясывающий лишай.
и даже не бабулькой с жуткой грыжей, болтающейся, как кенгурёнок без сумки.
а свирепым морозом, обдирающим кожу с лица, вымораживающим тепло из рук в считаные секунды.
невероятное зрелище - туман, висящий в воздухе при минус 25.
и сверкающая в воздухе, зловещая ледяная радуга.

---

Дискриминация по половому признаку.

Писать не о чем.
О чём можно бы написать - нет эксгибиционизму.
Поэтому решил написать про это.
На собеседования хожу уже как в гости (получается - обманываю жену: она думает, что я на собеседовании, а я кагбэ в гостях ))))).
Последний раз ходил куда-то даже не зная названия фирмы.
Но мне сказали - цистон, 25 тыщ, ну я и думаю - чё не сходить-то???
И пошёл.
Прихожу в холл гостиницы "БРНО".
Нде, думаю, щас начнёццо ублюдство. А чё ещё может начаццо в холле гостиницы брно?
смотрю - сидят. собеседуют.
собеседуемый - такая жирная тварь, килограммов на триста где-то. лысый...
ну, думаю, куда мне с таким фактурным человеком тягаться. приуныл малость.
но, пришёл - не уходить же теперь. опять же на работе отпросился.
кароч, уполз этот колосс Родосский, я стал за него.
ничо так поообщались с товарищами, нормальные они оказались.
я им вроде тож понравился.
вообще ,со временем замечаю, что уже на собеседовании видно понравился ты эйчарам или нет.
если да - это не говорит ,что выберут тебя, но симпатия или антипатия заметны сразу.
кароче, грят, мы те завтра позвоним.
не позвонили.
ну, думаю, ладно, чего уж...
"и отдалася я им при луне,
а они хвать мои девичьи груди
и завязали в узел на спине...
вот и верь после этого людям..."
однако, приходит послезавтра, и раздаётся звонок.
извините, грят, нам вчера ещё стопицот резюме из Москау скинули, так мы никому не звонили - кандидатов отсеивали.
В общем, вы нам понравились и ваще подходите по всем параметрам кроме одного - вы мужик, а Москау хочет штоб была баба.
О, говорю, ну, полом не вышел, бывает... А, - осенило вдруг, - можт я быстренько до медхелпа добегу, они, говорят ипол менять уже научаются потихоньку... ))
не, отвечают, не канает. нам все настоящие нужны: и мужики и бабы...
так што, чао, бамбино, сорри...
Как-то так....
а говорят у нас тёток притесняют за то што они тётки.
всё врут.
но нет худа без добра - зато меня теперь регионал угнетать не будет )))

---

Вышел сегодня с суток.
С уток ))))
Вчера весь день шёл дождь со снегом.
А сегодня замёрзло всё...
И я вышел на улицу...
Перешёл дорогу...
Вошёл в лес...
И замер.
Весь лес оледенел.
Покрылись льдом ветки
и ягоды,
а почки застыли словно маленькие мамонты в вечной мерзлоте.
Хвоинки смёрзлись в зелёный фирн и глетчер...
Даже мужик на склоне остановился и покрылся снегом, округлился, отрастил глаза-угольки и морковку вместо носа.
Глядя на него и я задумался, застыл, заинеился и превратился в хримтурса из норвежских зимних искристых саг.

---

В первые дни Нового Года во двор постоянно ездила милиция - ну веселье там, обострение памяти, разъяснение прошлогодних проблем...
жТеперь гоняет "скорая" - проблемы выяснили, пошли осложнения от напитка позволяющего решить все Мировые проблемы ...
какое щщасье што я щас не работаю ))

---

Когда я вижу ЭТО,

у меня возникает всего один вопрос...




ЧТО ДАЛЬШЕ!?!?!?!

---

В кои веки алкоголиков наконец-то было меньше, чем не пьющих ))) ровно на одного если не считать грудных детей )))

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

С Новым Годом!!!

Крайне урожайный на смерти и прочий негатив год.
Мир изменился.
Без всяких предсказателей, юродивых, майя и прочих инков можно с уверенностью сказать - скоро мир станет иным. Дай бог, чтоб в нём всем нам нашлось место.
Чего себе и всем желаю.
А 2009й уже подарил мне главные подарки которых только может желать человек.
Спасибо тебе, 2009й и до свидания

---

Предновогодне-повседневное

Долго не мог понять чего мне не хватает в связи с наступающим праздником
И недавно (после подсказки жены ))) ) осенило:
предновогодней суеты и торопливости, которые и создают всегда так называемое "Новогоднее Настроение".
То есть толпы народу шатаются по улицам, но то ли в зануженности дело (кризис же). то ли ещё в чём, но не весёлые у них лица, мало радостных глаз.
Ёлки и те волокут как-то не с душой (((
В городе почти нет гирлянд перед учреждениями, в магазинах, почему-то совсем не видно наряженных ёлок в окнах (((
Праздник проходит как-то уж слишком буднично ((

---

Прихожу вчера на работу, там у всех рожи бледные, склизкие, глаза друг от друга прячут.
Думаю - О!
Потом смотрю - дверь в сортире мужском выломана
грю "обожемой, что же случилось?!"
а мне отвечают: "так корпоратив же в пятницу был. ты что, не в курсе что ли?"

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я не знаю, как мириться с этим.
вы любите друг друга и ненавидите одновременно.
вы жить не можете друг без друга, и изменяете направо и налево.
завариваете друг другу чай и тут же топчете лучшие чувства.
вы просто ужасные, недобрые дети