Знаете, это чистая правда, что желания исполняются когда тебе их исполнение становится уже ненужным. Или нужным не так как раньше.
Вот в мою жизнь вернулась Лариса. Пока непонятно как и совсем непонятно зачем но вот так случилось. Работали мы работали, а потом и поехали её лечить. Нельзя же не разговаривать с тем кто помогает тебе. Да и сердце на него держать тоже как-то…
Приятно было увидеть человека настоящим: боль легко срывает те глупости, которые мы часто по ошибке принимаем за гордость и чувство собственного достоинства. Немногие переживания способны на это: огромная радость, когда открывается душа человека и боль, телесная или душевная. И ещё, пожалуй, смерть.
Оксана Милованова работала на ленинской подстанции «скорой помощи». Долго. Из тех кого это затянуло. Уволили её за пьянство беспробудное год назад. Она чё-то делала, влезла в СХИ на заочное, а потом… бросила всё разом. Квартира её стала просто притоном, где собирались разные сомнительные личности, а 13 июня соседи, заметив, что дверь целый день приоткрыта, заглянули в комнату, и нашли там Оксану лежащей на полу с пробитой головой.
Когда разговаривали про это мой рот произнёс слова «чего человеку в жизни не хватало: квартира есть, работа какая-никакая есть, мужики нормальные были… живи себе и радуйся, так нет…» но мысли в голове были другими. На самом деле мне знакомо это ощущение когда мир вокруг становится вагоном, несущимся вниз по склону. Туда, где рельсы упираются в глухую скалу, а ты сидишь внутри, смотришь на это всё, знаешь, что будет дальше, но если и пошевелишься то только затем, чтобы прибавить скорости.
И хотя мало кто говорил про Оксану добрые слова в последнее время, все называли её «Ксюша». И это о многом говорит.
Ей было 32 года.
Вика Забудько работала на моей подстанции. Смешная: круглая такая, вечно с сигаретами и чуть агрессивным баском. И грудью третьего размера. Она мне про размер сама сказала когда я как-то спросил. Серьёзно так подумала и ответила. А потом говорит: «а тебе зачем?!». Я долго смеялся.
Привезли её в БСМП с аппендюком якобы. Думала, наверное, что через неделю домой уйдёт. Не ушла. Что-то пошло не так и оказалась девочка в реанимации на ИВЛ… как будто в стан врага попала. Никто там ничего не хотел делать.
Вспоминаю, какой она была и какой потом видел её на койке. Без ИВЛ, правда. Потом было много мыслей: и о душе, прижатой к телу вязками и о теле, жадно вцепившемся в жизнь. Пусть такую: с капельницами, пролежнями, зондами, но жизнь…
А тогда стоял над ней, держал за руку и думал: бедная…
И всё.
Она умерла 15 июня.
Я узнал об этом, когда её похоронили.
Ей было 18 лет.
читать дальше
Вот в мою жизнь вернулась Лариса. Пока непонятно как и совсем непонятно зачем но вот так случилось. Работали мы работали, а потом и поехали её лечить. Нельзя же не разговаривать с тем кто помогает тебе. Да и сердце на него держать тоже как-то…
Приятно было увидеть человека настоящим: боль легко срывает те глупости, которые мы часто по ошибке принимаем за гордость и чувство собственного достоинства. Немногие переживания способны на это: огромная радость, когда открывается душа человека и боль, телесная или душевная. И ещё, пожалуй, смерть.
Оксана Милованова работала на ленинской подстанции «скорой помощи». Долго. Из тех кого это затянуло. Уволили её за пьянство беспробудное год назад. Она чё-то делала, влезла в СХИ на заочное, а потом… бросила всё разом. Квартира её стала просто притоном, где собирались разные сомнительные личности, а 13 июня соседи, заметив, что дверь целый день приоткрыта, заглянули в комнату, и нашли там Оксану лежащей на полу с пробитой головой.
Когда разговаривали про это мой рот произнёс слова «чего человеку в жизни не хватало: квартира есть, работа какая-никакая есть, мужики нормальные были… живи себе и радуйся, так нет…» но мысли в голове были другими. На самом деле мне знакомо это ощущение когда мир вокруг становится вагоном, несущимся вниз по склону. Туда, где рельсы упираются в глухую скалу, а ты сидишь внутри, смотришь на это всё, знаешь, что будет дальше, но если и пошевелишься то только затем, чтобы прибавить скорости.
И хотя мало кто говорил про Оксану добрые слова в последнее время, все называли её «Ксюша». И это о многом говорит.
Ей было 32 года.
Вика Забудько работала на моей подстанции. Смешная: круглая такая, вечно с сигаретами и чуть агрессивным баском. И грудью третьего размера. Она мне про размер сама сказала когда я как-то спросил. Серьёзно так подумала и ответила. А потом говорит: «а тебе зачем?!». Я долго смеялся.
Привезли её в БСМП с аппендюком якобы. Думала, наверное, что через неделю домой уйдёт. Не ушла. Что-то пошло не так и оказалась девочка в реанимации на ИВЛ… как будто в стан врага попала. Никто там ничего не хотел делать.
Вспоминаю, какой она была и какой потом видел её на койке. Без ИВЛ, правда. Потом было много мыслей: и о душе, прижатой к телу вязками и о теле, жадно вцепившемся в жизнь. Пусть такую: с капельницами, пролежнями, зондами, но жизнь…
А тогда стоял над ней, держал за руку и думал: бедная…
И всё.
Она умерла 15 июня.
Я узнал об этом, когда её похоронили.
Ей было 18 лет.
читать дальше